В этой черепной коробке было совсем пусто. Нерону ситуация категорически не нравилась, но что делать? Закон подлости работал исправно – мало-мальски интересная интеллектуальная карта встречалась один раз на десять голов. В этой опять было запустение и пыль.
Порой хотелось крикнуть так, чтобы отдалось звоном в ушах у очередного бездельника:
— Ну что же ты творишь, дубина?! – а еще лучше, сжечь тут всё к чертовой матери.
Но портить, чаще всего, было уже некуда. Люди сами прекрасно справлялись с творением хаоса и запустения в своей голове. У Нерона хватало сил только на то, чтобы протереть пыль, поправить покосившиеся полотна, поднять упавшие стулья… Но до закопченного потолка ему не допрыгнуть. Равно как и убрать горы строительного мусора – невозможно, будучи всего лишь одиноким блуждающим нейроном. Здесь нужна бы команда уборщиков – но они вечно были заняты чем-то другим.
Люди очень варварски относятся к своим мозгам. Нерон не переставал удивляться, насколько им не жалко этих прекрасных картинных галерей: чистых холстов, которые с возрастом заполняются ассиметричными и некрасивыми пятнами, у которых сломаны и искорежены багеты.
Вот и сейчас ему приходилось блуждать по лабиринту, который вообще был лишен всякого намека на вкус. Это были просто цветные комнаты, заполненные разбитой посудой, сломанной мебелью, старыми газетами – обладатель этой головы явно много страдал и не любил рефлексию, предпочитая забывать все неприятные моменты своей жизни. Как следствие – он частенько наступал на одни и те же грабли. Нерон видел массу одинаковых вещей, которые громоздились друг на друга. Они даже сломаны были в одних и тех же местах – ну что за варварство?
Нерон уже хотел покинуть это негостеприимное место, но тут он заметил в самом углу дверцу. В неё бы не пролезла и мышь, но для маленького нейрона нет никаких преград. Дверца разрослась, растянулась в стороны, как резиновая и любопытный Нерон ошалело вступил в самые удивительные палаты в своей жизни. Да! Это были настоящие хоромы, как в сказке, с высоченными потолками, стройными колоннами, расписанными изящными тонкими узорами. В них потрясающие соединились несколько архитектурных стилей.
Нерон аж сел на месте от такой разительной перемены и удивленно открыл рот, глазея на столь непривычную красоту. Но ему хватило пары минут, чтобы осознать, что он каким-то невообразимым способом попал в другую голову. Раньше это случалось строго по расписанию.
— Привет! – вдруг отдалось эхо в сводах.
Нерон удивленно заозирался. Голос шел отовсюду и будто бы был совсем рядом.
— Да тут я, тут!
Откуда-то с потолка спрыгнул обладатель чудесного тембра. Этот нейрон был очень похож на Нерона, но в то же время ощущался совсем другим.
— Ты местный? – спросил Нерон у него.
— Конечно. А вот ты – нет! – звонко прокомментировал собеседник.
— Ну… у меня такая работа. Что это за место? – спросил Нерон, чтобы перевести тему. Не хотелось пускаться в долгие объяснения, тем более что об истории своего существования Нерон и сам больше строил предположений, чем реально что-то знал.
— Это голова Джона.
— Я видел массу Джонов, но это первый, у которого здесь так красиво.
— Именно. Я здесь постоянно навожу порядок. Люблю чистоту, знаешь ли.
— А что за человек этот Джон? – Нерону стало любопытно.
— Да в сущности, обычный человек. Ничем не хуже других.
— А ты давно с ним?
— С самого рождения.
Разговор как-то заглох. Собеседник отвечал охотно, но было совершенно не ясно, о чем его еще можно спросить. Нерону хотелось крикнуть, что такая голова просто не может существовать, что любой человек хоть раз, да ошибся в жизни, что куда-то нужно складывать весь мусор…
— Пойдем! Я проведу для тебя экскурсию.
Они поднялись и, взявшись за руки, двинулись по галерее.
— Вот здесь у нас мечты о будущем. Это закрытая комната, но там тоже все прибрано, я слежу. А здесь – любовные чаяния. Тотальный минимализм и аскетизм. Джон не очень озабочен этим вопросом.
Нерон украдкой вздохнул: видел он однажды такого «не интересующегося». Рядом с абсолютно белой комнатой оказался сарай, битком набитый гнилыми сублимациями.
Но здесь был именно минимализм, без параноидальности – все чистенько, в светлых и унитарных тонах.
Они прошли дальше и Нерон смог оценить красоту желаний, профессиональной деятельности, абстрактного мышления – здесь все было идеально.
— Но таких людей не бывает, — угрюмо сказал он своему экскурсоводу.
— А это и не человек, — охотно отозвался тот.
— Как?
— Ну… он был человеком. А теперь Джон – гений. Он заполняет свои мысли прекрасными картинами, и я с радостью помогаю ему в работе. Тем более многое из этого он видел в прошлой жизни, но тогда на уборку не хватало времени.
— Как тебя зовут? – спросил наконец Нерон.
— Юлий, — гордо ответил ему другой нейрон.
— Странное имя для жителя головы Джона, — сказал Нерон.
— Ничего странного. Еще Джон называет меня Цезарем, но редко – он боится, что я зазнаюсь.
Нерон вдруг почувствовал странный холодок. По нему пробежала сотня-другая мурашек. Отчего-то сделалось очень жутко под этими огромными потолками в обществе одинокого Юлия. Что-то в словах экскурсовода цепляло, какая-то мысль маячила совсем рядом, но никак не давалась в руки.
Нерон машинально щелкнул пальцами, извлекая огонек. Он всегда делал так в минуты особенной задумчивости, и удивился, когда Юлий резко отпрянул в сторону.
Странная догадка озарила его вдруг.
— А где живет Джон, дорогой мой друг? – вкрадчиво спросил он, почесывая пламя и заставляя его разрастаться.
— В… в… тюрьме штата Оксфилд для умалишенных… — опасливо ответил Юлий.
— Понятно… — задмчиво протянул он, и, резко размахнувшись, кинул файербол в ближайшую стену.
Яркие огни пробежали по колонне, занимаясь ярким огнем.
Серийных маньяков Нерон всегда не любил.