– Полотно Хуго Соосаара «Битва с можжевеловой флешкой в ярко-сером октябре»…
Оскар и Петя прыснули. Мила Янусовна выдержала паузу и с достоинством продолжала:
– Это полотно являет собой вершину эстонского вививизма. Обратите внимание на гамму красок, про которую критик Туй Поопуу писала, что эта гамма несовместима с жизнью человека досетевой эпохи…
Оскар и Петя заржали в голос. Мила Янусовна сжала губы и сказала:
– Козлов, Рябых, вон из класса!
Хулиган Шеленок выдернул из затылков Вани и Пети штекеры. Хохот оборвался на полузвуке, и Оскар с Петей ванишировали. Теперь заржал уже весь класс.
– «Битва с можжевеловой флешкой в ярко-сером октябре»…
– Мила Янусовна, а почему флешка можжевеловая? – спросила отличница Лика.
– Можжевельник – это такой куст, Брусничкина. С твоей ли фамилией не знать, — пожурила Лику Мила Янусовна.
– А что такое куст? – не унималась Брусничкина.
– Растение, Бруска! – ответил хулиган Шеленок. – Тебя чему на истории учили?
– А что такое ра-а-а-стение? – это вступил с задней парты хохмач Кобыленко. Класс опять заржал. Мила Янусовна от возмущения чуть не заплакала. Вот же сволочи. А спросить – так половина растения от птицы не отличит!
– Кобыленко, живо покинь класс, — велела Мила Янусовна. – На сутки отлучаю тебя от школы. С родителем придешь.
Урмас Кобыленко скорчил рожу, нехотя выдернул штекер и немедленно ванишировал. Вслед за ним ванишировали из солидарности два его закадычных дружка, сиамские близнецы Таня и Ваня. Перед тем, как выдернуть из затылков друг друга штекеры, они показали Миле Янусовне ритуальный факх возмущения.
– Итак, дети, «Битва с можжевеловой флешкой», — храбро продолжила Мила Янусовна. В этот миг в полотно великого Соосаара врезался то ли воздушный шарик, то ли (ничего святого! вот же сволочи!) презерватив с белой краской. Посреди ярко-серого октября возникла громадная белая клякса. Класс заржал опять. Мила Янусовна топнула ногой:
– Бескультурье! Серости! Никакого уважения! Кто это сделал?..
– Зэ рэст из сайленс, — картинно продекламировал Шеленок, показал учительице язык, тут же выдернул из затылка штекер и ванишировал.
– Пока не признаетесь – никакого вам искусства! Все вон! Отлучаю! – заорала Мила Янусовна.
Осклабившиеся дети один за другим выдергивали свои штекеры и ванишировали. Мила Янусовна увидела еще несколько фахков возмущения. Наконец, в классе осталась одна Лика Брусничкина.
– Лика, извини, но тебя тоже касается. Невозможно работать в такой обстановке, — пожаловалась Мила Янусовна.
– Я понимаю, я все понимаю, — пролепетала Брусничкина. – Я только не понимаю… ну, вот это – оно все зачем?
– Что зачем, Лика? – подивилась Мила Янусовна.
– Ну, вот это, — робко проронила Лика. – Можже… растение. И октябрь. Про флешки я знаю, мне о них прадедушка рассказывала, пока мы его не усыпили в хосписе…
– Вон, — сказала Мила Янусовна твердо.
– Но я…
– Вон!..
Брусничкина выдернула штекер из затылка и ванишировала.
Мила Янусовна отключила картину Соосаара с доски. Краска, конечно, сталась, но ее пусть дежурный искин оттирает. Вот же сволочи, а! Никакого уважения к искусству. Никакого уважения к истории! Ладно история Марса, Мила Янусовна и сама не понимала, на кой ее людям учить, — но делать нечего, против оккупационной власти не попрешь. Ладно! Но свое, земное, родное искусство… Из тьмы веков нам светят такие звезды — а этим сволочам все по барабану. Никакой тяги к духовному!
Мила Янусовна постояла перед окном, за которым под мутным, как грандиозное полотно Хуго Соосаара, небом колосились развесистые марсианские инкубаторы. Пора домой, сказала она себе. Дома можно отдохнуть от этих подонков. Перечитать девятый фрагмент «Алхимика» Коэльхо, пересмотреть «Триллер» Михкеля Яксона. Бесценное искусство прошлого, духовные сокровища, чудом пережившие черное время, — вот единственная отрада истинных ценителей…
В предвкушении прекрасного Мила Янусовна выдернула штекер из затылка и немедленно ванишировала.