И тогда я убиваю его.
Солнце бьет в глаза, будто расплавленный металл льет под веки. Я стою у борта и стараюсь не смотреть вниз. Волнение слабое, но мне и такого хватит. Я сухопутный житель, вода для меня полна сюрпризов и каверз. То, что происходит, вокруг кажется отвратительным карнавалом.
Ноет натертая лодыжка. Меня грубо толкают.
-Прыгай, чего стоишь. Прыгай! Давай, не задерживай очередь.
Над головой ветер надувает паруса, закатное солнце делает их... Я закрываю глаза в неоправданной надежде, и пытаюсь вдохнуть побольше воздуха. Меня грубо толкают, и я лечу через борт навстречу отвратительно синему морю. Оставшиеся на корабле хохочут. Захлебываясь я слышу и слышу этот смех.
Вода смыкается над головой. Приходится быть честной – шансов выплыть у меня нет. Я вообще предпочитаю быть честной и рассуждать. Правда мой верный друг и помощник. Обычно, это помогает.
Но не сейчас. Я успеваю подумать, подобна ли смерть правде.
Я прихожу в себя от резкого крика.
-Мертвая! Она мертвая!
Кричит ребенок. Лежу, не двигаясь, даже не пытаюсь поднять руку или как-нибудь опровергнуть это утверждение. Правда догоняет меня. Да, я мертвая. Здесь и сейчас это правда, и спорить желания нет. Может, потом.
-Медленно, медленно говорю, что непонятного? Такая ткань требует аккуратности.
Я с интересом слежу за действиями подошедшего взрослого. Он пытается снять с моего окоченевшего тела жакет. Ткань действительно хорошая, вышивка прекрасно сохранилась в воде. Надо было бы дернуться и остановить происходящее, но мертвому сделать это почти невозможно.
Под аккомпанемент непрекращающихся причитаний о качестве ткани и необходимости не торопиться, я пытаюсь понять, что со мной не так. Замерзла? Да нет, на улице лето. Может я наглоталась воды настолько, что перестала владеть телом? Тоже нет – я не чувствую тошноты или чего-то такого. Если совсем честно, то я ничего не чувствую. Я знаю, что происходит – но и только.
Что ж, признаем правду – я действительно мертвая. Значит, не стоит даже пытаться мешать мародерам.
Я ловлю себя на некотором разочаровании. Где же обещанная загробная жизнь? Неужели, кроме этого тела (теперь мертвого) больше ничего нет? А ведь обещали, обещали! С неудовольствием вспоминаю множество опущенных в коробку для пожертвований монет. Интересно, а старенький падре знал, что все на самом деле так?
Тот факт, что у меня проснулось любопытство, повышает настроение. Мертвая, но любопытная! Это достаточно неожиданно.
К этому моменту странная парочка уже снимает с меня все, что получилось снять и, в попытке проверить, нет ли каких потайных карманов в оставшейся одежде, ломает мне руку.
Я слышу хруст, но ничего не чувствую. Если бы я могла, то засмеялась бы. Мертвой быть не так уж и плохо. Особенно по сравнению стой жизнью, которая была у меня последние полтора года. Когда руку ломали в прошлый раз, было намного хуже.
Я стараюсь прогнать воспоминания, но это больше не в моей власти. Будто невидимый художник широкими мазками рисует неприглядные картины из моей жизни – разбитые в кровь губы, нога, загноившаяся под кандалами, дни проведенные в трюме. «Это будет короткая поездка» говорил он. «Мы поплывем недалеко. Морская прогулка пойдет на пользу твоему здоровью».
«И твоим карманам» хотелось сказать мне тогда, но я не рискнула. Слишком свежими были воспоминания о красном полотне, в которое он завернул тело сестры. «Она тихо умерла во сне». Я очень боялась умереть также. Почему-то казалось, что если буду меньше говорить, то проживу еще немного. Но, увы – прогулка под алыми парусами одинаково оканчивается для всех из нашего семейства.
Кроме него.
Это гложет меня все время ожидания труповозки. Сняв все ценное, мародеры приходят к выводу, что есть смысл сообщить о «прилично одетом трупе на берегу. Так что через некоторое время появляется телега, запряженная замученным стариком- тяжеловозом со сбитыми копытами. Меня закидывают на гору таких же страдальцев и мы медленно направляемся в сторону анатомического театра. «Неопознанный труп» — вот кто я теперь. Что-то подсказывает, что таким мой статус останется недолго. Убить меня ему было наверняка приятно, но вот зафиксировать факт моей смерти – по-настоящему выгодно.
Так что, меня опознают уже на следующий день. Я понимаю, что знаю пришедшего – этот тот самый поверенный, который, пряча глаза, зафиксировал мое сумасшествие полтора года назад. Тогда я умоляла его понять, что не дурочка и что способна сама принимать решения. Сейчас я не делаю ничего, но он все также прячет глаза. Я жду, что он подпишет документ, и представляю, какими будут похороны. Но что-то его смущает.
-Я не уверен.
Мне опять становится любопытно. Он не уверен в моей смерти?
-Я не уверен, что это мисс… Я видел ее один раз, она тогда выглядело совсем не так.
Я с отвращением вспоминаю, как выглядела после заточения на чердаке Старого Дома. Я прожила на нем четыре недели и последнюю из них питалась убитым голубем. Он был маленький и перед смертью успел расцарапать меня. Я завернула его в блузку, так что посетителей встретила в очень странном виде. Может, поверенный был прав, посчитав меня тогда сумасшедшей?
-Я попрошу ее брата прийти.
Что-то поднимается во мне. Что-то отчаянное. Я не хочу видеть его. Не сейчас. Не тогда, когда смерть уже пришла и ушла. Видеть своего убийцу – зачем? Тихие одинокие похороны мой удел. И надгробный камень «от любящего брата».
Я хочу кричать, чтобы он просто подписал бумаги, но не могу произнести ни звука. Я хочу плакать.
Через некоторое время наступает ночь. Я лежу в одиночестве и рассуждаю, что теперь может мне сделать брат. Лишить меня денег? Уже. Свободы? Уже. Жизни? Даже не смешно. Тогда почему я боюсь? Ответ прост и неприятен — по привычке.
Я начинаю объяснять себе, что должна пережить… нет, перенести это с достоинством. Каких-то пять мнут и мне больше никогда не придется его видеть. На похоронах его не будет, я уверена.
К утру я почти верю в то, что ничего не случится.
Он приходит ближе к полудню. Я почти спокойна. Он больше не пугает меня, хотя его глаза также пусты, как тогда, когда он приказывал столкнуть меня в воду. Я держу себя в руках, и уверена что с достоинством перенесу эти несколько минут, после которых все закончится.
-Дайте больше света – говорит он. – Я не вижу.
Услужливый работник приносит свечу. Брат наклоняется и аккуратно капает воском на мою мертвую щеку.
-Мне будет тебя не хватать – шепчет он – даже жаль, что пришлось закончить все это, но деньги, сама понимаешь… Мне будет одиноко… Так что, наверное, я верну домой Элизу
И я с ужасом понимаю, что ничего не закончилось. Что он доберется до маленькой кузины и ее ждет та же участь. А так как денег у Элизы нет, то и смерти ей не дождаться.
Я не могу это вынести. Не могу. Это сильнее меня.
И тогда я убиваю его.