И объединить навек Их в земной юдоли.
Рассвет еще не наступил, но время тьмы почти закончилось. Серые влажные сумерки вольготно разлеглись среди поросших вереском и карликовой березой холмов. Пройди по этой березе в сапогах – и не будет у тебя сапог, но вот если ходишь ты босиком, и ступни твои подбиты жесткой шерсткой… Что ж, значит, ты — хоббит, и береза тебе нипочем. Хоть брызгу-дрызгу на ней пляши.
Хоббит… необычен. Сейчас это заляпанное грязью чучело мало похоже на персонаж детской лубочной сказки, нет ни трубки с колечками ароматного дыма, ни благостной улыбки, ни сытого урчания в животике. Скорее это танк – маленький целеустремленный танк, что рвется вперед, озлобленный, плюясь отработанной смазкой, оставляя в вереске широкую просеку и рыча… не двигателем, разумеется, нет. Просто рыча, гулко и натужно — на ровных участках пути, а на подъемах — басовито, с завыванием и хрипами, не иначе, переходя на низкую передачу.
Спутник его – другое дело.
— Фродо, боже, да что за муха тебя ужалила?!
Фродо не отвечает, лишь отмахивается рукой (рукав разорван до локтя), и пытается прибавить скорость.
— Фродо, ТРЕТЬИ СУТКИ ПОШЛИ! Давай отдохнем, а?
Рычание и неразборчивое нечто в ответ – воистину, надо быть Гэндальфом, добротой, с его толерантностью и с его любовью к загадкам и недомолвкам, чтобы понять смысл сказанного. Сэм – нет, не понимает.
— Фродо, я сейчас СДОХНУ! Да что там у вас произошло? Фродо! Скажи, этот гном тебя обидел?
Рычание, но на сей раз более разборчивое, впрочем, понятнее ситуация не становится.
«Я сброшу эту дрянь в Ородруин!»
Ну и что это значит?
— Фродо, а может… О, боги! – Погрузившись по грудь в жидкую грязь, Фродо форсирует встретившееся на пути болото.
Тремя сутками ранее.
— Тридцать лет? – переспрашивает Фродо. На столе перед ним лежит, переливаясь в отблесках пламени камина красным золотом, кольцо, то самое, и впервые за долгое время в обращенном на него взгляде хоббита читается не обреченная решимость, а… интерес? Надежда?
— Душа в душу, — гордо подтверждает гном. Его супруга молча подкладывает гостю оладьев и щедро покрывает их слоем сметаны напополам с медом. Доливает в кружку эля. Одета она в длинное, до полу, платье из эльфийского паутинного шелка, вещь безумно дорогую для тех, кто понимает, головной платок и маску – паранжу. Паранжи эти с пол-века назад завезли в Арду безумные попаданцы из какой-то еще более безумной страны… хорошая вещь, особенно если дом твой стоит на спорной земле, а жена – красавица.
Фродо косится на своего спутника, словно в поисках поддержки, но Сэм бессовестно дрыхнет, хоть картину с него, мерзавца, пиши, подложив под физиономию, для мягкости и приятного запаху, блюдо с салатом.
— Кольца эти – они такие, — продолжает Кили. – Это как судьба, ты обязательно найдешь свою половинку, и…
Проплывая мимо (с добавкой для дорогого гостя), супруга на мгновение прижимается к нему бедром. И правда – душа в душу. Вот ведь…
— А я думал, это зло… — обескуражено бормочет хоббит. – Гном смеется, ему вторит хрустальный смех из-под шелковой маски.
— Как посмотреть, — внезапно Кили становится серьёзен. – Как посмотреть, и смотря, что называть злом. Стоит вспомнить, через что нам пришлось пройти… — он тяжко вздыхает. – «Гном должен жениться на гномке! Позор! Разные виды! Женщине место под землёй!» Сейчас-то они подуспокоились, но до сих пор… травля… Так что, да, может и зло.
— Но… э…
— Но оно того стоит! – твердо произносит гном и столь же твердо, но осторожно, чтобы не разбудить спящего Сэма, опускает на столешницу тяжелый кулак потомственного каменотёса.
— А маска? – осторожно уточняет хоббит.
— Говорю же, до сих пор не успокоятся… родственнички. Каменные головы. Да и потом… Мало ли кто шляется по тракту. Впрочем, — улыбается хозяин, — к тебе-то это не относится. У тебя свое кольцо, а значит, своя судьба.
Он вопросительно смотрит на супругу.
— Да, полагаю, большой беды не будет…
…
— Открой личико, Унгониат!