Эскейп
Кто угодно на моём месте свернул бы сейчас в тёмный безликий просвет. Обыкновенный проулок, тропка в руинах, такая же, как и тысячи в этом мёртвом городе.
Но я ускоряю шаг. Лучше попасть к серым, чем повернуть в этот проулок. Просвет между пятым домом и кочегаркой смотрит на меня темнотой, тянется сквозняком к моему лицу, шепчет воспоминаниями. Где-то в тени притаилось чудовище.
Из-за поворота навстречу мне неожиданно выскакивает серый. Я мешкаю, и он стреляет первым.
А может быть у него осечка и, первым стреляю я.
Из темноты, бывшей когда-то проулком между пятым домом и кочегаркой, доносится скрипучий звук старых качелей и детский смех. А ещё запах. Акация. Этого никак не может быть. В этом городе давно не осталось ни качелей, ни детей, ни акаций.
Но я же слышу.
И вспоминаю.
Здесь, между пятым домом и кочегаркой, прошло моё детство.
Моё детство – картина импрессиониста. Яркие краски, крупные мазки.
Мы строили халабуды из шин и картонных коробок. Стена пятого дома была увита виноградной лозой. Кажется, лето было круглый год. И круглый год цвета акация. Стайки старушек на лавочках. Тополиный пух. Прозрачные солнечные капли на свежей виноградной листве, громкая музыка из радиоприёмника пенсионера Ольшанского. Девочка в огромных очках с нелепыми голубыми серёжками в ушах – то ли Настя, то ли Аня. Кажется, я даже любил её. Понять трудно. Когда счастье переполняет тебя, перемешивается с солнцем, небом и запахом черёмухи. Когда достаточно выкрасить сапоги дедушкиным театральным гримом, чтобы сделаться настоящим индейцем. Когда по виноградной лозе можно добраться до самого неба. Нельзя отличить, где восторг от летнего утра, свободы, безграничных возможностей, а где любовь к девочке Насте. Или её звали Аня?
Потом всё исчезло. Это случилось слишком быстро. Как будто в проулке между пятым домом поселилось чудовище. Съело моё детство, свободу, радость, любовь.
Протянуло щупальца из тьмы проулка, укрывая тенью улицу за улицей, убивая город и поедая все краски мира.
Я подхожу к серому, снимаю с него противогаз. Девушка. Светлые волосы. Нелепые голубые серёжки в ушах. Настя? Или всё-таки Аня?
А может быть это она подходит ко мне, снимает противогаз и видит косой шрам через левую бровь, след нашего с ней знакомства на скрипучих качелях – знакомства, случившегося в том далёком мире, которого, может быть, и не было.
Настя. Её звали Настя.
Оглядываюсь на темноту между пятым домом и кочегаркой.
Или это Настя оглядывается?
Запах акации зовёт меня к себе, и я делаю шаг. А может быть, этот шаг делает Настя. Тень совсем рядом. Тень, которая заполнила собой эти руины, наше прошлое и память о нём.
Может быть, думаю я, если пройти эту тьму насквозь, я выйду к солнцу, утру детскому смеху? К запаху акации, скрипу качели. К настоящему миру.
Возможно, для этого придётся сразиться с чудовищем.
Наверняка, для этого придётся сразиться с чудовищем.
Я сражусь за тебя, Настя.
Или ты сразись за меня.