Мои палаты начинаются с розовой комнаты, где я лежу в кроватке и тяну руки к разноцветным погремушкам, а надо мной склоняются два знакомых, родных, занимающих целый мир лица. Одно из них кормит меня, другое нет, но оно всё равно близкое и свое. Иногда появляются другие, чужие лица. Они улыбаются и говорят ласковыми голосами, но я всё равно пугаюсь и на всякий случай хнычу, пока не появится одно из первых двух.
Из розовой комнаты я попадаю в блестящий серебристыми стенами класс. Парты-экраны показывают мне и другим мальчишкам видео и формулы, мы решаем задачи, выбирая правильные ответы. Можно поднять руку, и тогда, негромко жужжа воздушной подушкой, к твоей парте подъезжает учитель-андроид. Ему можно задать вопрос и получить пояснение. Иногда, очень редко, робоучитель замирает и зеленый свет его зрительных прорезей сменяется желтым. Тогда, через пару минут, двери класса открываются и приходит улыбчивый Боб. Боб – человек, он очень хороший, но немного уставший, так как «держит» пару десятков таких классов, как наш. У Боба всегда есть правильные ответы на любые вопросы. Еще он может пошутить или взъерошить волосы, чего никогда не делает механический наставник. Поэтому мы стараемся придумывать сложные вопросы, чтобы видеть Боба чаще. Серебристый класс заканчивается выпускным балом на пятнадцатилетие, на котором мы впервые видим вживую девчонок, которых раньше наблюдали только в картинках на партах. Я танцую, обнимая стройную девушку с короткой стрижкой и иссиня-пепельными волосами. Чувствую ее дыхание на своей шее, и от этого сердце бьется сильнее, чем даже от занятий бегом или рукопашным боем.
Следующий класс – светло-зеленый, цвета хаки. Правила военного училища строги и просты. Первая радость настоящей дружбы. Первые неучебные драки. Снова занятия, занятия, занятия. Основы тоже дают андроиды, но людей вокруг нас больше. Люди носят военную форму, они немнословны и жестки. За нарушения устава и низкие оценки наказывают дополнительными занятиями и тупой работой, которую могут выполнять роботы. Мне никак не удается сдать норматив по конфигурированию систем залпового огня эсминца, и я уже ненавижу палку с тряпкой на конце и запах хлорки. Здесь мы стараемся реже попадаться взрослым на глаза, чтобы не нагрузили дополнительной работой или не сделали замечание за мятую форму. На выпускном вечере я снова танцую с девушкой с пепельными волосами, но теперь мы оба не в школьной форме, а в военной. У нее голубые пилотские нашивки, у меня красные – энергооружейника. Она уже не стесняется и смело смотрит мне в глаза, и я улыбаюсь в ответ.
Очередная комната в моем дворце – одна из самых дорогих и любимых, хотя это всего лишь недорогой мотель под куполом военного городка. Горячие губы Мари, ее гибкое и такое уютное тело, зубы, впившееся в мое плечо, сладкий благодарный стон.
Комнаты, которые идут дальше, я люблю гораздо меньше, но из песни слова не выкинешь. Боевая рубка эсминца надолго становится местом моего обитания. Прыжки в гипере, малиновые диски газовых гигантов на обзорном экране и голубые круги кислородных планет. Кислородных планет, которых так чудовищно мало в Галактике и потому мы никак не можем поделить их с грыггами. Я управляю полями энерозащиты, главным и вспомогательными калибрами корабля. Мы воюем весело и беспощадно, Мари прекрасный пилот, и когда она оборачивается в своем ложементе, улыбаясь мне, мне почти так же волнительно, как на школьном балу. Однажды, выйдя из гипера, мы внезапно обнаруживаем на орбите планеты с нашей колонией крупный корабль грыггов, сильно больше нашего, «линкор» по условной классификации. Короткий и безнадёжный бой, крик Мари, пульт, взорвавшийся мне в лицо. «Конец» — подумал я, но это был не конец.
Белая комната госпиталя, где меня, единственного чудом выжившего из экипажа, собирали по кусочкам и я кричал, срывая голос, несмотря на все обезбаливающие. Дальше я узнаю о гибели родителей при орбитальной бомбардировке грыггов и комнаты начинают мелькать, как бешеные. Какие-то непонятные типы, с которыми я пью виски, роббер и нюхаю скаатль. Драки в плохо освещенных переулках. Вытянутые лица полицейских, скука реабелитационных центров, снова мутные собутыльники…
Всё кончается, когда я беру кредит под свою военную пенсию и предпринимаю рискованную экспедицию по поиску элериума в астероидном поле. Элериум найти не удается, банк требует возврата кредита, и в итоге я оказываюсь здесь, в тесном пенале камеры долговой тюрьмы, откуда меня некому выкупить.
Пенал два метра на пять, в нем проходят годы, он удручающе однообразен, и всё, что мне остается, это дворец моих воспоминаний. Иногда я прохожу его по кругу весь, как сейчас, но больше люблю задерживаться в любимых комнатах. Иногда это розовая детская, иногда серебристый класс, иногда мотель.
Но сегодня, лежа на тесной кушетке, я закрываю глаза, мои руки и ноги подергиваются. Я снова танцую с девушкой пятнадцати лет в школьной форме с иссиня-пепельными волосами, и она тихо дышит мне в шею.