Пуля в затылок – это больно. Но, как по мне – не самый худший вид смерти. Поверьте – мне есть с чем сравнивать. У меня этот раз не первый и, боюсь, не последний. Но в полуфинале плей офф это еще и обидно. Просто по-человечески обидно, пусть некоторым и кажется, что таким, как я обижаться не свойственно.
Этап кубка мира по танго в Буэнос-Айресе – это круто, престижно, но от этого только напряжение выше. И кураторы нервничают больше. Кукловоды то есть. А когда они нервничают, на нас, танцорах это тоже отражается. Особенно на тех, кто ведет. Да, мы лишены, что называется, личных эмоций, но тяжело всецело отдаваться магии танца, когда твой кукловод на предельном напряжении. И ты заранее предвкушаешь, какая «награда» тебя ожидает в случае проигрыша.
Мы с Литой вылетели в полуфинале. Налажал я, а пострадали оба. Нас пристрелили, просто и незатейливо. Но в следующий раз может так не повезти. Именно поэтому теперь я был предельно сконцентрирован, отключившись от всех внешних раздражителей. Четкость и скорость движений, слаженность – наши козыри, как и у всех не-мертвых пар. А страсть приходится имитировать. С танго иначе нельзя. Это вальсировать можно с замороженной улыбкой. Танго же требует принципиально иного, чего мне подобные достичь о сих пор не могли – это чужая территория, территория людей, на которую мы до сих пор не совались, несмотря на все наши физические преимущества и гибкость, которую нашим псевдоживым телам придается специальными методами кукловодов.
Лите было проще – она еще помнила, как быть живой, да и при жизни была куда темпераментнее меня, горячего скандинавского парня, так что могла вопроизводить эмоции по памяти. Я же учился у нее. Движения, стремительные и в то же время плавно-грациозные получались уже на полуавтомате. Кукловоду даже не приходилось особенно поддергивать нити – мы справлялись и сами. Но страсть… Пожалуй, она была за пределами возможного и для самого кукловода, хотя не нам, конечно, об этом судить.
Я умер двадцать пять лет назад. То есть, я имею в виду свою первую смерть. Настоящую – ту, что открыла мне путь в переходную фазу. Кукловод выбрал меня, и, несмотря ни на что, я был ему за это признателен. Даже такое существование было лучше, чем небытие. Другое дело, что любимое дело перестало доставлять удовольствие. Почти перестало. Потому что эмоции эмоциями, а душа жила танцем. А она осталась при мне. Почти целиком.
Вот сейчас мы с Литой выходим на паркет бального зала в Клермон-Ферране, где проходит очередной этап кубка мира. Кукловод не говорил нам, но на этот тур он возлагал особые надежды. Так что, если не справимся, пулей в затылок уже не отделаемся. До полуфинала мы добрались сравнительно легко – в своей категории нам равных не было, но полуфиналы – это уже совсем другая история. Живые пары против не-мертвых. В танго это неравные условия.
Я просто сосредоточился на той части меня, которая еще сохраняла часть с душой, удерживаемой в моем псевдоживом теле исключительно силами кукловода. И страшно даже не то, что будет очередная смерть – я к такому уже привык. Страшно, что кукловоду это надоест, и он перережет нити, привязывающие меня к этому миру. Не будет больше мучительных смертей и не менее мучительных возрождений, но и вот этих танцев тоже не будет. Жуть!
Душа, где ты? Я потянулся к ней, отбросив в сторону все внешнее. Закрыть глаза… Нет, нельзя. Даже учитывая, что мы с Литой каждое движение знаем наизусть, идеально станцованы и взаимодействуем телами так, как, наверное, немногим дано. Я обращаюсь к душе, надеясь, что еще не совсем разучился с нею общаться…
Мы выпархиваем на паркет с такой легкостью, которую трудно ожидать от не-мертвых. Но в этом, помимо всего прочего, и состоит искусство кукловода. Наш куратор – мастер, эксперт высшего уровня, иначе мы никогда не зашли бы так далеко. Но сейчас его мастерства недостаточно. И нашей станцованности, приправленной почти идеальной техникой – тоже. Тут нужно буквально прыгнуть выше головы – стать на несколько минут живыми. Почти по-настоящему, насколько это возможно для таких, как мы.
Лита смотрит на меня, старательно имитируя страсть. Это видно и заметно, думаю, не только мне. Судьям тоже, и за это с нас снимут баллы. А я уже полностью погружаюсь в себя, находя, наконец, ту нить, которая связывает меня с душой – канал с двусторонним движением, который может напомнить мне, что это такое – действительно желать чего-то больше, чем жизни… Или кого-то. Мы слишком давно не общались, но душа здесь, никуда не делась. До нее нужно только достучаться и заставить вернуть мне воспоминание о том мартовском бале в Москве, когда я, глухой интроверт, с трудом идущий на контакт с людьми и способный самовыражаться только в танце, в первый и последний раз испытал неистовую страсть к женщине – своей партнерше. Я не знал, что способен на такое. И для меня это было уже открытием, которое стоило того, чтобы жить, даже несмотря на то, что страсть моя ответа не встретила. Я любил и этого было достаточно. И сейчас мне нужно было возродить если не то чувство, то, хотя бы, свое самоощущение от него.
Живые презирают нас, считая ущербными, но они и близко не представляют, что мы из себя представляем. Кукловоды знают больше, но им плевать, и это еще хуже. Для них мы – функциональные механизмы, помогающие зарабатывать деньги. Иногда очень много денег. Порой я думаю, что душа, до которой я пытаюсь добраться в себе, в них запрятана еще глубже.
Но сейчас мне наплевать на кукловода – я смотрю и вижу только ее – свою партнершу. Не Литу даже, а ту, другую, чье имя уже стерлось из памяти. Ту, с кем я танцевал в Москве на последнем для себя «живом» балу. И образ приходит. Тот, самый. Это неожиданность для меня. Но что-то захватывает меня и несет. И это не музыка. Точнее, не только музыка. Энергия, душа танца, помноженная на энергию человеческого взаимного притяжения – поистине страшная штука. Вернее, восхитительная. Она способна на многое. Например, на то, чтобы на несколько минут не-мертвого сделать живым.
И чудо происходит. Под моими ногами паркет, но не танцевального зала в Клермон-Ферране, а дворца в Москве. Роскошные люстры, лепнина, позолота. Все это появляется будто ниоткуда, как фантомы, вызванные к жизни призраком моей души, да простится мне эта странная фраза.
Страсть. Не плотская, а душевная. Любовь которая не от того, что в штанах, а из глубины существа. Та, о которой частенько забывают и сами живые. Она сейчас пробудилась во мне не-мертвом полуфиналисте кубка мира по танго. И я с восторгом увидел, как изумленно расширяются глаза моей партнерши. Я чувствую в ней это же встречное движение души, не тела. С телами нашими все нормально, они делают то, что надо, а вот души…
И в этот момент мне становится все равно, вылетим мы или нет. Каким именно образом убьет нас раздосадованный поражением кукловод, и будет ли еще одно возрождение. Вот оно – те мгновения, ради которых стоил много раз умирать и воскресать!
И когда музыка заканчивается, замирает и все вокруг. Аплодисментов зрителей я уже не слышу. Я оглушен. И когда вердикт судей звучит, я его тоже не слышу. Я. Был. Жив.