Керамические маски этих манекенов мне с самого начала показались ехидными и недобрыми –заказ есть заказ. Тем более заказчик готов был платить неплохие деньги.
Заказчик, если честно, не впечатлял – хилый такой человечек в шапке автомобилиста. Защитные очки подняты на лоб, шарф почти размотался. Обыкновенный такой дядька. Он сразу засуетился, начал подгонять своих помощников, а те в свою очередь принялись выстраивать на подиуме моих будущих моделей – големов нового поколения, тех самых, которых только вчера привезли с выставки современной техники в Руттерберге. По слухам – целый дирижабль новых, только что воплощенных механических слуг. «Лучший помощник в доме и на производстве! Безотказный слуга! Верный и надежный товарищ в путешествии и в работе! Покупайте големов фирмы Карлсон и сыновья!»
Големы шли к подиуму, и нельзя было не отметить ни элегантности, ни удивительной гармоничности их тяжелых, украшенных медью и бронзой фигур. Только улыбки… ну, с улыбками мы разберемся. В конце концов, у меня будет целых два дня, чтобы проявить и отретушировать пластинки. О, да, целых два дня.
Пока я устанавливала штатив, пока готовила магниевую смесь для вспышки, готовила камеру, я краем глаза наблюдала за помощниками. Нет ли знакомых лиц? Не узнает ли кто-то из них во мне ту наглую корреспондентку, что чуть не сорвала столичный показ? И ведь знала, что никто не должен меня узнать. Я покрасила волосы и убрала их под шляпку, я сменила городское клетчатое платье на кожаную юбку и жакет вишневого цвета. Наконец, я держала лицо в тени и старалась никому не показываться на глаза. И все равно, страх оставался. Иррациональный, никем не контролируемый страх.
Старичок – как жаль, что это все-таки не сам владелец компании, Карлсона все знают – наконец, убрался с подиума. Големы застыли, приняв самые элегантные из доступных им поз. Из-под прочной ткани их коротких одеяний остались видны детали сложных механизмов – компрессоров, маховиков, пружин, шестеренок и шарниров. Ах, как же я была наивна, когда думала, что в виде услужливых големов, в виде надежных паромобилей, крепких дирижаблей в мою жизнь прочно и уверенно входит будущее…
Но сегодня меня больше интересовали лица. Их плоские, глиняные, одинаковые лица. Все двадцать пять, нет все сорок – главное, успеть. Главное – не перепутать. Главное, чтобы никто меня не узнал и не догадался, зачем я на самом деле тут.
Ну что же! Пора. Яркий свет от окна выявлял все дефекты рукотворных неживых тварей, делал четче и заметней все дефекты, все, что мне предстояло впоследствии убрать. Убрать, замазать, спрятать.
Первый кадр. Взмахнуть крышкой, сосчитать до пяти, закрыть. Сменить пластинку, спрятать в кофр. Установить новую. Убедиться, что на подиуме големы сменились. Убедиться, что на отпечатке будут четко видны их номера. Снимок. Еще. Еще.
От ламп нагрелся воздух. Старичок с помощниками ушли куда-то, потом вернулся. Новая группа големов заняла нужные позы на черном фоне задника: при монтаже на его месте появится уютная кухня и будет казаться, что големы заняты делом: чистят сковородки, моют посуду, оттирают полы.
Еще экспозиция, еще… Пластинок я заготовила больше чем нужно. И все равно боялась, что не хватит. Я торопилась, солнце ушло к горизонту, света моих ламп не хватало… и вот наконец – последний кадр.
Старичок, довольный скоростью и тем еще, что я не запросила у него дополнительных денег за срочность, отсчитывая аванс даже улыбался. Я тоже радовалась – день закончен. Все почсти получилось… и меня никто не заподозрил ни в чем предосудительном.
Я собралась. Големов уже увели – но это было не важно. Все, что нужно – было у меня в руках. Если, правда, старый изобретатель не обманул…
Ночь – в лаборатории. Ночь – в постоянном ожидании, что придет кто-то и потребует отчета у меня – по какому праву? Зачем я это делаю? Зачем я порчу негативы, за которые уже получила аванс? О, я бы и рада не брать. Но это выглядело бы подозрительно… к тому же – снимки будут. Будут что надо!
Красный фонарь не мешал читать мне четкие строчки секретного каталога – номер голема – имя. Номер – имя.
Изобретатель, помнится, хихикал, отдавая его мне и все приговаривал – главное – не ошибись! Иначе сделаешь только хуже. Но куда уж хуже?
Я не ошибусь, старик. Нет у меня такого права!
Осторожно я стирала, счищала кислотой со свеженьких, только просохших пластинок — лица големов. Ухмыляющиеся глиняные лица.
Ликуя, я осторожно подкладывала под них фотопортреты людей. Тех, из списка.
Тех, кто невольно стал участником странного, удивительного, но крайне жестокого эксперимента.
Тех, чьи души прямо сейчас – спрятаны внутри глиняных тел. Кто не может ни подать о себе знать, ни выбраться, ни покинуть эту прочную, тяжелую, неудобную оболочку. Тех, кому еще можно помочь.
В память о брате, который сделал это для меня. В память о тех, кого нам с ним не удалось спасти на прошлой неделе, во время столичной демонстрации.
Я возилась с фотографиями до рассвета. Я печатала, проявляла, промывала новые снимки – с каждого из которых мне улыбались живые человеческие лица.
Дело было почти сделано, когда в дверь все-таки забарабанили. Я быстро закрыла лабораторию и поспешила открыть дверь. Там стоял старик – а за его спиной полицейские, и кажется, помощники. И еще какие-то люди.
-- Госпожа Виллис, вы арестованы. Вы обвиняетесь в преднамеренном уничтожении чужой собственности.
Полицейские мимо меня рванули в лабораторию, дядька улыбался, и в его улыбке мне чудилось что-то знакомое.
Наплевать, я успела, успела. Как одни мастера-фотографы могут отнять души и запереть их в фотоснимке так другие, если очень захотят, могут вернуть. А я хотела – очень. За себя, за брата, за весь наш несчастный проклятый мир.
Дядька улыбался. Его глиняная улыбка неичем не отличалась от улыбок големов… и я бездумно ударила его по лицу. Кажется, чем-то тяжелым. Кажется, откололся небольшой кусок…