В Народный Комиссариат Совета Народных Комиссаров. Лично.
От умирающего бойца краснознаменной стрелковой дивизии Первого Приполярного Округа.
Заявление.
Товарищи мои боевые!
В героической неравной борьбе с мировым капитализьмом (sic) отдал я самое дорогое для нашего человека, то есть, самую жизнь. Не жалея ни себя ни супостатов, не раз ходил я с бойцами-красноармейцами на оголтелые вражеские пули, и крепло под пулями наше пролетарское единство и доблесть тоже крепла не раз. Но вот, наконец, оставили меня силы, и чую я, что смерть моя близка и прервется славный путь бойца-красноармейца. Торжествуют подлые капиталисты, ибо где в бессильной злобе оказалась пуля-дура, применили они ко мне черный яд, по-подлому (sic) применили, исподтишка, сзаду и книже поясу.
И чую я смерть свою пролетарскую.
В связи с вышеизложенным, и дабы не пропало зря небогатое имустчество (да sic же!) бойца-красноармейца, прошу исполнить таковую мою последнюю волю, а именно:
Винтовку мою, верную мою трехлинейку и оставшийся к ней боекомплект, завещаю передать моему же боевому товарищу, красноармейцу Алексею Михайловичу Таркину, дабы бил врага без пощады, а то свой-то винтарь он про (зачеркнуто) разрублен был вражескою шашкою. Хороший ты боец, Леха, быть тебе генералом. Ну или адмиралом, ежели и вправду во флот перейдешь, как грозился.
Пояс мой с карманАми тисненой аглигаторовой кожи для боеприпасов, ручной работы и с креплениями под гранаты (в комплекте закончились) прошу передать славной пулеметчице нашей Анне Семеновне, дабы героический образ ея (зачеркнуто) ейный еще более вдохновлял бы нашу бессмертную дивизию, как вдохновлял он, например, меня, и не раз. Да и под размер будет самое то. Так и вижу тебя, Анна Семеновна, на тачанке вихрем летящим, с поясом моим через плечо, в одной руке пулемет грохочет, а в другой – красное знамя вьется на ветру.
Далее скажу так. Не веря всем пламенным сердцем бесстрашного бойца-революционера в поповские сказки, тело мое после смерти завещаю я нашей советской науке в лице товарища Бехтерева (*), так как он давно о том просил, а я, стало быть, обещал подумать. А чего тут, спрашивается, думать, если и после смерти смогу я пользу принесть молодой советской республике нашей? Значится, так тому и быть. Разрежеть он там всё как надо, выставит в музее, и будут потомки смотреть на мой экспонат, и про наши подвиги вспоминать. Или просто мимо пройдут, но салют отдадут непременно.
Наконец, последнее. Кожу мою пролетарскую прошу я передать для выделки и употребления в бою, замполиту нашему отважному, товарищу Сухову, в качестве костюма Гилли пусть пользует, и пусть пули его еще метчее разят врага мировой революции, а они его, стало быть, не видят в упор.
За сим прощаюсь с вами, товарищи мои боевые и друзья.
Боец особой северной краснознаменной стрелковой дивизии, кандидат в члены коммунистической партии,
Чубака Иван Петрович.
Резюме командира: коврик дранный я из него сделаю, а не костюм Гилли. Протрезвить муд (зачеркнуто) и вернуть в строй.
(*) Известен дерзкими хирургическими операциями на собаках.