Ночью у Рины выпал зуб мудрости. Она выплюнула острую костяшку с двумя длинными корнями. Первая мысль спросонья обдала холодком: «Вот невезение. Чуть не подавилась». Не одеваясь, девушка выглянула в окно — вид сонного города всегда успокаивал ее. Деревья мирно зеленели, желтели, краснели листвой. Еще месяц, и начался бы новый учебный год. Всего месяц, и полгода, а то и год прежней знакомой жизни ей бы был обеспечен. А теперь… Чего быть, тому не миновать. На плановом осмотре в колледже медицинская машина обязательно заметит изменения.
«Не везет так не везет!» - думала Рина. Она не просто боялась предстоящего, она не могла смириться с необходимостью стать другой. «Ты взрослая, сильная,- говорила Рина себе. Посмотри на тех, кто рядом, на подруг, на родителей, наконец. Откладывать больше нельзя. Ты осталась единственной среди сокурсников, кроме, пожалуй, Ольги, не прошедшей вакцинации». Ольга, которую перевели а в архитектурный колледж из пансионата для детей- сирот, была обаятельной весёлой глупышкой и сильно отставала в развитии от сверстников.
«Прививку» делали всем жителям Города, чье физическое развитие было признано достигшим Норм. С раннего детства, практически с младенчества их готовили к необратимой процедуре. В большинстве сказок и детских стихов так или иначе упоминалась «прививка». «Ганс попытался убежать и спрятаться в лесу, но злая ведьма отыскала и съела его», «Малышка Мэри потеряла башмачок, опоздала в Центр, бедная-бедная девочка», «Колобок убежал от бабушки и дедушки, покинул Город и не смог найти обратной дороги. Все знают, чем это закончилось», — пугало непутевых отпрысков старшее поколение. Официально процедура называлась «Вакцинацией ангелов», в следующем году – уже 120 лет как ее проводят, до этого – годы испытаний на преступниках и добровольцах.
Рина не была в восторге от своей внешности, и в окно смотрела с большим удовольствием, чем в зеркало. Природа пожалела для нее ярких красок: бледное лицо, тонкие губы и слишком близко поставленные глаза. Стройная фигурка и спокойный, мечтательный нрав не делали ее любимицей компании. Девочка мечтала стать художником, программа по профриентированию рекомендовала получить профессию архитектора. Близкая, но не равная замена, да и технические дисциплины давались Рине тяжело.
«Значит, у меня еще неделя. Дней пять точно», — констатировала Рина. Злополучный зуб она решила никому не показывать. Инсталляции с использованием частей тела человека и животных, причудливые арт-объекты из того, что еще недавно было живым, были востребованы и популярны; кто знает, на что сгодится выпавший «мудрец». «Прививка от человечности» — такое название дали вакцинации давным-давно. Тексты с этим словосочетанием находились под запретом в Городе, но все рты закрыть нельзя.
Не только тело подвергалось трансформации, формы становились совершеннее, мышцы крепче, иммунная система сильнее. После вакцинации менялась сама структура человеческой психики. Терялась яркость впечатлений, на смену детской непосредственности, юношеской любознательности, романтизму и вере в лучшее приходил прагматизм и трезвый расчет. Мир. Где нет искусства, нет настоящих эмоций, ни печали, ни радости. Самоидентификация, квазитолерантность, суперантропоморфность – ученые- психофизиологии терялись в дебрях выдуманных ими же терминов. Теперь, когда число случаев отказа от «прививки» стремятся к нулю, уже невозможно сказать, результат ли это воздействия или естественные процессы.
На хосте появлялось изображение просыпающегося Города. Рина писала свой Город, свой трепетный детский сон. Она рисовала легко и самозабвенно. Краска ложилась мазок за мазком, и казалось, душа ее пела об этой красоте. Пять дней или неделя, не важно. Она будет помнить, какой была до вакцинации. «Прививка не может лишить человечности», — решила девушка. Как и многие до неё, как и многие после. А Город рос, Город возвышался серыми махинами небоскребов. Серый Город и серое небо, серые улицы и серые люди шествующие по ним. Пока Рина, или Алекс, или Кэт, пока кто-то его изображает чистым, светлым, настоящим, рисует, пишет прозу или стихи, или музицирует, человеческое будет жить. Всегда. Вечно. Да будет так.